Беженцы

Нынешним беженцам не в пример легче, нежели тем, которые пятнадцать лет назад спасались из Абхазии.
У Марины много знакомых женщин оттуда - они работают нянями, и рассказывают всякие истории про то время.
Одна рассказала:
- Нам говорят - даем  одну ночь, соберите все, что нужно, и утром уедем.
Я посмотрела - что у меня ценного? Одна люстра была хрустальная, чешская, я ее так любила, разобрала все бирюльки, завернула в отдельные бумажки, сняла остов, и тут ночью как пришли и кричат: быстро, не утром, а  прямо сейчас надо!
Я схватила этот остов, какие-то сумки, и пошли мы - шли через перевал, через снег, и я все тащила эту железную бандуру.
И еще веер зачем-то взяла.
Вот так и убежала - с люстрой и с веером.
Когда нас разместили в детском садике, я посмотрела на это убожество и сказала: повешу хоть свою люстру, чтобы красиво было. Хоть какая-то радость, нам всем.
Повесили каркас, а бирюлек и нету: забыла  в суматохе.
Зато веер остался целый. Зачем?

Вторая женщина рассказывала свои товаркам-няням про то, какая она была богатая, и бриллианты у нее были, и дома, и ездила она куда хотела - няни недоверчиво слушали, и между собой потом  говорили - ну, все, крыша поехала  у нее, фантазии свои нам травит, что за бриллианты могут быть у этой несчастной.
Марина рассказала между делом свои прошлым хоязевам об этой женщине, и дед - спросил, как ее зовут.
Оказалось - все правда.
Она была администратором в Сухуми в какой-то гостинице роскошной, и в самом деле были и дома, и друзья, и поездки куда хотела.
Красавица была, как водится.
Потом осталась без всего - поехала в Израиль работать, нанялась убирать офис.
Ее заметил грузинский еврей, дал ей работу получше, деньги на квартиру в Тбилиси одолжил.
Немного поднялась.
Теперь говорит - что эти камушки, дома, барахло. Ни о чем не надо думать - жить как живется, в свое удовольствие.

Нынешним беженцам хоть как-то помогают  -  дома строят.
Правда, их очень много, на всех сразу не построишь, еще же как-то обставить надо, и дети, и школы, и еда.
Паата Бурчуладзе тоже, как всегда, на высоте - привез оперных звезд, был благотворительный концерт, нескольким многодетным семьям купили квартиры.

Они - те, первые беженцы, - уже освоились и окрепли, понимая, что весь мир суета.
Нынешние - все еще не могут привыкнуть к тому, что просыпаясь по утрам, они выйдут не в свой ухоженный сад  нарвать яблок, а в каменный дворик, за оградой которого снуют чужие машины, идут по своим делам люди, и никому особенно нет дела до того, что идут дожди и мерзнут ноги в резиновых шлепках, а туфель нет.

Зубоврачебный класс и моралите

Сандрику надо ставить брекеты, но предварительно врач сказал  убрать засидевшиеся в девках молочные зубья - ажно четыре штуки.
Убирали их поэтапно - сначала два на одной стороне, чтобы хоть жевать было можно другой стороной, через неделю - два остатних.
Сегодня как раз ходили, и почему-то Мишка напросился с нами.
Правда, перед самым выходом зассал:
- А меня точно трогать не будут?
- На черта ты им сдался, - говорю я, - когда есть такой героический парень, как твой брат! 
Не, кроме шуток, Сандро надо в цирке показывать с аттракционом - "Мальчик-Зубной-Стоик".
Как сядет и откроет пасть, дантисту раздолье: чпок шприц, потом чпок - зырк зуб вон, тампон, и все дела.
Даже не моргнет.
Зато Мишка был в страшной ажитации.
Он скулил, повизгивал, заглядывал в пасть, выбегал прочь из кабинета, зажимал рот и таращил глаза - модно подумать, кто-то домогался его зубов.
- Ну что, посмотрим на твои тоже?
Как ни странно, зассанец уселся в кресло  - бочком, правда - чтобы дать деру, если сюжет повернет не в ту сторону.
Нет, все прошло очень достойно - дантист Чабука (гениально рвет зубы, между прочим - как редиски в сырую погоду) поковырялся в Мишкиных зубах, сказал, что надо пломбочку восстановить, и маленький кариес подчистить.
Пошли домой гоголями.

Но интересно другое: Сандрик - с кровавыми тампонами во рту, с онемевшей челюстью, с двумя дырами во рту идет и ничего не просит в награду, а этот крохобор - "что ты мне купишь? ты же обещала!"
Нет, вы поняли.
Наглая рожа.
Он всего лишь рот раскрыл - и ему подарок.
Вся надежда в старости на Сандрика.