Через три часа я и Кора неслись в Москву в роскошном вагоне поезда и все еще не могли прийти в себя — события развивались в абсолютно неподконтрольном ритме.
Мы пришли на вокзал разведать наличие билетов на неопределенно-ближайшее будущее. Попав в какую-то безумную очередь, которая алкала уехать в Москву немедленно, мы заразились общим паническим настроением и попросту забыли, чего мы хотим на самом деле. Азартная Кора врезалась в самую гущу алчущих, и где-то полчаса ее носило по волнам страстно влюбенных в кассиршу безбилетников.
Я с тоской сопереживала в сторонке и думала — а стоит ли показываться Генриху в этой паршивой юбке из «вареного» джинса: сейчас все поголовно носят джинс, а Генрих такой утонченный, он сам одет всегда с таким изяществом…
- Едем! Сейчас! Поезд отходит! — Торнадо по имени Кора с выпученными от жажды приключений глазами схватило меня и понесло в неведомое. Лишь оказавшись в красном плюшевом купе в компании с недовольной мамашей-полькой и ее белокурым надменным мальцом, мы осознали случившееся — мы едем в Москву! Мама милая, в чем были, без денег и зубных щеток, не предупредив никого…
- Мэри, я есть хочу, — нет, она мне определенно нравится.
- Господи всемогущий, покарай меня за мое легкомыслие, у меня экзамен через неделю, а я целое лето провалялась на пляже! С кем я связалась… Кора, ты… ты — чудовище!
- Ну пошли-и-и, вагон-ресторан рядом…
Утро в Москве! Черт, ветер-то какой! От холода мы покрылись пупырышками и стали похожи на тех лягушек, которые украшают Корины сиротские сандалии — это последний писк авангардной моды. Прежде всего по моему мрачному требованию мы идем в кассу и берем билет на обратный поезд, чтобы вечером нашего духу тут не было. Кора заискивающе смотрит в глаза и всячески пытается меня развеселить. Она вдохновенно рассказывает о том, где же она выкопала этого трижды клятого Юккера — по телевизору. Нет, с ней дружить опасно для жизни…
Пробираясь в метро, спрашиваем у пожилого интеллигентного дядечки, как проехать на Земляной вал. Он чрезвычайно обрадовался, что может помочь двум таким милым барышням, хотя, ясен болт, милой он считает здесь только одну барышню. Кора берет дядечку под руку и они уходят вперед, оживленно беседуя, я же в своей узкой юбке обреченно пытаюсь их догнать — ну что за жлобство!
Догнав, я узнаю, что дядечка был бы рад оказать нам гостеприимство, если понадобится, такие мы чудесные девочки… Кора засовывает в карман своего необъятного плаща бумажку с телефоном Николая, видите ли, Семеновича.
- И на кой тебе это надо, вечером уезжаем в любом случае? — Кора смиренно хлопает глазами, и мы продолжаем свой путь к великому и неповторимому, так его и перетак…
Дом Художника на Земляном валу почему-то не был окружен толпой обезумевших ценителей искусства. Первый холодный ветер гонял бумажки вдоль стен, и у меня закралось подозрение, что этот самый дом закрыт на ремонт. Навсегда.
- Наверное, еще очень рано, не будут же москвичи прямо с утра бежать на выставку, — бодро прокомментировала культурную жизнь столицы встревоженная Кора. Мы подошли к самым дверям. Заперто. На дверях, за которыми даже тени человеческой нет, равнодушная и недвусмысленная табличка: «Выходной день — понедельник».
…Где найти слова, которые отразят всю мощь моего праведного гнева? Кора благоразумно отбежала подальше, ибо кто знает, что попадется мне под руку. Ветер усилился, и бесприютность примирила нас. Мы были одни в этой огромной Москве, никому не нужные, холодные и голодные.
- Я есть хочу, — кротко молвила Кора. Беспримерная наглость и удручающий инфантилизм.( Read more... )
Мы пришли на вокзал разведать наличие билетов на неопределенно-ближайшее будущее. Попав в какую-то безумную очередь, которая алкала уехать в Москву немедленно, мы заразились общим паническим настроением и попросту забыли, чего мы хотим на самом деле. Азартная Кора врезалась в самую гущу алчущих, и где-то полчаса ее носило по волнам страстно влюбенных в кассиршу безбилетников.
Я с тоской сопереживала в сторонке и думала — а стоит ли показываться Генриху в этой паршивой юбке из «вареного» джинса: сейчас все поголовно носят джинс, а Генрих такой утонченный, он сам одет всегда с таким изяществом…
- Едем! Сейчас! Поезд отходит! — Торнадо по имени Кора с выпученными от жажды приключений глазами схватило меня и понесло в неведомое. Лишь оказавшись в красном плюшевом купе в компании с недовольной мамашей-полькой и ее белокурым надменным мальцом, мы осознали случившееся — мы едем в Москву! Мама милая, в чем были, без денег и зубных щеток, не предупредив никого…
- Мэри, я есть хочу, — нет, она мне определенно нравится.
- Господи всемогущий, покарай меня за мое легкомыслие, у меня экзамен через неделю, а я целое лето провалялась на пляже! С кем я связалась… Кора, ты… ты — чудовище!
- Ну пошли-и-и, вагон-ресторан рядом…
Утро в Москве! Черт, ветер-то какой! От холода мы покрылись пупырышками и стали похожи на тех лягушек, которые украшают Корины сиротские сандалии — это последний писк авангардной моды. Прежде всего по моему мрачному требованию мы идем в кассу и берем билет на обратный поезд, чтобы вечером нашего духу тут не было. Кора заискивающе смотрит в глаза и всячески пытается меня развеселить. Она вдохновенно рассказывает о том, где же она выкопала этого трижды клятого Юккера — по телевизору. Нет, с ней дружить опасно для жизни…
Пробираясь в метро, спрашиваем у пожилого интеллигентного дядечки, как проехать на Земляной вал. Он чрезвычайно обрадовался, что может помочь двум таким милым барышням, хотя, ясен болт, милой он считает здесь только одну барышню. Кора берет дядечку под руку и они уходят вперед, оживленно беседуя, я же в своей узкой юбке обреченно пытаюсь их догнать — ну что за жлобство!
Догнав, я узнаю, что дядечка был бы рад оказать нам гостеприимство, если понадобится, такие мы чудесные девочки… Кора засовывает в карман своего необъятного плаща бумажку с телефоном Николая, видите ли, Семеновича.
- И на кой тебе это надо, вечером уезжаем в любом случае? — Кора смиренно хлопает глазами, и мы продолжаем свой путь к великому и неповторимому, так его и перетак…
Дом Художника на Земляном валу почему-то не был окружен толпой обезумевших ценителей искусства. Первый холодный ветер гонял бумажки вдоль стен, и у меня закралось подозрение, что этот самый дом закрыт на ремонт. Навсегда.
- Наверное, еще очень рано, не будут же москвичи прямо с утра бежать на выставку, — бодро прокомментировала культурную жизнь столицы встревоженная Кора. Мы подошли к самым дверям. Заперто. На дверях, за которыми даже тени человеческой нет, равнодушная и недвусмысленная табличка: «Выходной день — понедельник».
…Где найти слова, которые отразят всю мощь моего праведного гнева? Кора благоразумно отбежала подальше, ибо кто знает, что попадется мне под руку. Ветер усилился, и бесприютность примирила нас. Мы были одни в этой огромной Москве, никому не нужные, холодные и голодные.
- Я есть хочу, — кротко молвила Кора. Беспримерная наглость и удручающий инфантилизм.( Read more... )