tin_tin

Пару сказок я сочинила в таком далеком детстве, что они и не считаются. Но test_na_trzvst всем дарит чудесные сказки-страшилки,притом безвозмездно - стоит только попросить. А ведь сказочнику тоже хочется,чтобы ему рассказали сказку: вот я и дарю. Она не очень страшная, но там два моих любимых мальчика - и поэтому сказка мне дорога.

Мишка во сне свалился с кровати, но не успел испугаться, потому что из-за своего беспокойного верченья был завернут в одеяло. Он даже не упал, а мягко соскользнул коконом вниз и слегка проснулся. Немного повозился в тугих зарослях, снова ныряя в бархатную тьму, но голая ножка попала в просвет и коснулась холодного пола. Сон закачался, стал съеживаться и скакнул в тень от стула.

Мишка сел на скомканном одеяле и поглядел снизу на ставшую огромной кровать. Как-то сразу ощутил,что он в комнате один. Выпутавшись из одеяла, забрался на смутно белеющую пустыню постели и свернулся возле остывшей подушки – надо было снова засыпать, потому что хотелось поскорее перестать видеть ненавистные кораблики на стенах и синий свет из окна. Без одеяла Мишке казалось,что чьи-то холодные пальцы трогают его по голым ногам и шее, но втащить его наверх с пола никак не получалось: оно лежало в темноте смутной горой и не слушалось не успевших проснуться пальцев.

Вообще-то Мишка был в комнате с братом – вот Сандрик лежит неподвижно и и спит. Но когда ты в комнате с кем-нибудь спящим – это все равно что быть одному, и даже страшнее, потому что спящий ничего не делает, не разговаривает с тобой, не трогает тебя, не смотрит на тебя, даже не ругается с тобой, а это и значит,что ты - один. Он лежит, закрыв глаза, и смотрит на то,чего Мишка не видит, и если вдруг понадобится помощь, от спящего ее ждать нечего. Он - как эти дурацкие медведи на комоде, но у них глаза хоть открыты, и можно что-нибудь спросить, если совсем уж станет скучно.

Мишке стало зябко, и он попробовал было залезть к Сандрику под одеяло, но и это не удалось – одеяло считало себя только Сандрикиным и не хотело вытаскиваться из-под хозяйских коленок.

В комнате была темнота, но Мишка в ней отлично видел – просто здесь занавеси какие-то в синих кубиках, и свет с улицы получается противный. А у мамы в спальне висят желто-золотистые - и свет сквозь них как пирог в духовке.

Мишка вспомнил, как он спал вместе с мамой, когда был маленьким, и как все было правильно, справедливо и толково: захотел есть – вот тебе мамина сиська, огромная, горячая, оттуда всегда лилось то, ради чего стоило родиться на свет; захотел поплакать – вот вам мамина шея, и ее руки гладят лоб и обнимают так, что все голые места закрыты и враз становится жарко, и гладят под пижамкой спину шершавыми ладошками, и так щекотно и приятно, и никаких тебе сказок не надо, почмокаешь от полноты жизни и уплываешь вдаль – почти так же, как было в другой жизни.

А если мама встает потихоньку с постели, якобы Мишку не разбудить, то это наивно с ее стороны, потому что подушка-то теплая и мамой пахнет, и никто не намерен просыпаться и устраивать скандал – нам и так хорошо и замечательно. И Мишка нырял в глубокие воды сна с разноцветной мыслью,что мама рано или поздно придет под одеяло, и будет шептаться и тихо-тихо смеяться с папой в темноте.

- Дай я его поцелую, - говорит папа.

- Нашел время, он знаешь, как чутко спит?! – шикает мама.

- Ну я только в висок, совсем немножко...

- Ах ты, дельфин круглый. А помнишь, как он бил меня в животе не переставая, все время в одну точку...

И такую чушь они плели еще долго, потом все невнятней и невпопад, и засыпали все вместе легким танцующим сном.

И можно было положить жаркие ступни на мамин прохладный бок и милостиво согревать ее руки своим животиком.

Разве мог представить себе Мишка, что когда-нибудь его назовут здоровенным парнем и переведут спать в комнату с корабликами, к Сандрику?! Иногда мама присаживалась рядом и гладила по спине, но это было совсем не то, как будто она все время хотела вскочить и убежать. И нельзя уже трогать эти чудесные горячие горки, из которых раньше текло молоко – Мишка пробовал, но его то неприятным голосом ругали, то даже шлепали по рукам. И еще нельзя ночью бежать к маме, когда проснешься – и так от этого всего ужасно и одиноко, что остается только громко зарыдать, пугаясь собственного голоса.

Мишка приготовился и растравил себя как полагается, но в это время со спины послышалась возня. Мишка не боялся того, что слышал на самом деле,а не в своей голове, и оглянулся: на стене с корабликами двигались волны и слышался плеск воды. Он сел на коленки и раскрыл глаза пошире, чтобы хорошенько разглядеть в полумраке происходящее. Наверное, это тоже телевизор с мультиками, только он никогда раньше не включался, а теперь, когда Мишка один – спящий Сандрик не считается, - он включился. Но мультики здесь не такие, как в простом телевизоре: там все знакомое, и по рисункам и по музыке сразу можно угадать, какая серия сейчас начнется, а здесь...

Здесь рисунков было очень много, и все одинаковые: кораблик, волна, потом осьминог,снова волна , потом другой кораблик, а рядом - кит с фонтаном из головы. Потом снова первый кораблик, и дальше все такое же, как вот тут. Это Мишке не нравилось – ему хотелось,чтобы рисунок был один и ничего не повторялось.

Сейчас, когда включился ночной телевизор, все рисунки зашевелились и смешались, и в самом деле нарисовалось все как раньше, только по одной штуке – а на всей стене осталось просто море. Мишка смотрел зачарованно, как плывет кит и фыркает фонтаном из головы, а осьминог вытягивает щупальца и вертит единственным глазом.

А кораблики шли по морю по-разному. Самый большой разрезал волны, и они были такие же смешные и симпатичные, как этим летом на пляже. А ведь эти же самые волны раскачивали второй кораблик, поменьше, он уходил вдаль от Мишки и становился еще меньше. Третий – самый крошечный – был как ребенок, как сын большого кораблика и очень хотел,чтобы волны добросили его к папе.

Мишка заволновался - у кораблёныша не было никаких шансов, потому что осьминог на пути, и кит огромный, и фонтаном из его головы можно утопить толпу таких корабликов; а волны все выше и громче, и протянул руку, чтобы не дать маленькому погибнуть. Выхватил кораблик из синей пены, и вдруг море окатило его, и окружило со всех сторон, и осьминог повернул блестящий глаз именно в его сторону, и стало так страшно,что Мишка размахнулся и швырнул кораблик вдаль, и так захотелось,чтобы Сандрик не спал, а был с ним рядом и подхватил под грудки крепко-крепко. Он закричал так громко, что в комнате зазвенело, и из соседней спальни послышался шум и топот, и Сандрик со стоном повернулся и привстал...

Уже давно свет снова убрали, папа притиснул Мишку к груди, пока мама успокаивала бурчавшего спросонья Сандрика, и растревоженный дом помалу успокаивался и затихал.

- Иди, я с ним полежу, - мама уложила цеплявшегося за нее Мишку и сама прилегла рядом. Папа вышел, и можно было снова спать и ничего не бояться. Мама гладила его по волосам и шептала молитву для испуганных детей.

- Тебе приснилось что-то плохое, - убаюкивала мама и целовала там, где стучит сердце. – Все хорошо, я с тобой. Это такая славная комната, твой братик рядом, ничего здесь нет страшного, все только хорошее.

Мишка вздохнул и посмотрел в темноте на маму. Она не врет, она просто ничего не знает.

Утром все было, как обычно: Сандрик уже ушел в школу, мамы не слышно, но она где-то дома – Мишка всегда знал, дома она или нет. Огляделся – он один, совсем не страшно, просто скучно. Повозился под одеялом, чтобы окончательно проснуться и побежать к телевизору. Пальцы нащупали на простыне что-то твердое и хрупкое - на свету оказалось похоже на крылья стрекозы, которую летом показывала бабушка в деревне. Мишка вспомнил ночной мультик – и глянул на стену с корабликами. Все как всегда: море и волны, кораблики, кит и осьминог, все на своих местах. Только крошечный корабленыш стал еще меньше:сегодня у него был только один прозрачный парус.